|
|
Джентльмен и хулиганкаКавалергарды, век недолог, И потому так сладок он. Труба трубит, откинут полог, И где-то слышен сабель звон. Еще рокочет голос струнный, Но командир уже в седле. Не обещайте деве юной Любови вечной на земле
Утро выдалось настолько тихим, что Робин сразу решил – не к добру. Природный оптимизм после инспекции шкафчика с лекарствами нервно дернулся и подтвердил. Робин знал, что там увидит, но такое каждый раз, как первый. Вероника, на ходу изобретавшая способ стирки одноразовых простыней, и Рилл, перепаивающий плату подсветки сканера, возражений тоже не нашли. Из-за ширмы донесся приглушенный стон, Робин досчитал до пяти и пошел объяснять пациентам, что правительство тут не при чем и во всем виноваты повстанцы. По-хорошему, его оправдания военным не были нужны, они все видели сами и они умели терпеть, но Робину было стыдно за собственное бессилие. И солдаты это чувствовали, что смешно, хлопали по плечу и советовали не подгоняться. Стонал привезенный вчера особист. Тоже вот наказание. Робину не было разницы, кого штопать, но спецура сама всегда держалась особняком. На этого парня обезболивающего уже не нашлось. Боевой транс помог выдержать операцию, но попробуй, удержи его во сне. Робин встретил еще живой, но уже темнеющий, уходящий в себя взгляд, вздохнул и принялся проверять бинты. Нынешняя цивилизация была очень неоднородной. На Хайяне почти нашли решение для создания телепортационных установок, а в нивернийских деревнях готовят на газовых плитах. И то, что сейчас разматывал Робин, на той же Хайяне бинтами бы признали разве что археологи, а на Ниверне не нашлось других. Даже эти полоски тонкой ткани пришлось выменивать на консервы. - Теперь я понял, почему в Академии нас учили оперировать столовым ножом, - тихонько признался он Веронике, которая принесла местную же охлаждающую мазь. Полностью боль она не снимала, но препятствовала воспалению, а большего Робин сделать все равно не мог. Медсестра вздохнула и поправила особисту подушку. - Ширмы закончились. Теперь только простынями койки разделять. А их тоже не хватает. - Коек или простыней? Вероника отмахнулась. - Завтрак готов. Доктор Вайле… - Да? - Вы не знаете, когда будет поставка? Это же позорище, пещерный век! Робин покачал головой. Армейское снабжение прекратилось две недели назад. Спецура пока была в лучшем положении, но идти к ней на поклон… Робин пошел бы, жизни дороже, пустил бы кто. База особого отряда на соседнем материке, их сюда только если, вот как этого заносит. Кстати, может, за своим прилетят, удастся поговорить. Там же спецкорпус, среди них немало хороших парней. На улице начался дождь. Робин дошел до пульта и включил поле. Хорошо, что генераторы свежие. По какому наитию их взяли, Робин не помнил. Нужды точно не было, на три-пять дней для мобильного лагеря вполне хватало одного, без подзарядки. - Что слышно? – из палатки выбрался лохматый и заспанный Владис, второй врач. Его смена через два часа, и тогда Робин постарается выспаться. - Стреляют в горах. - А нового? – Владис почесал, изогнувшись, спину и покосился на правильные конусообразные пики. Горные цепи здесь были изрезаны долинами, в которых жили люди и прятались повстанцы. А еще там жили повстанцы и прятались люди. - Чаще стреляют. - Был же приказ отступать. - Его повстанцам не отдали. - Но жрать больше не возят. - Так был приказ. Оба переглянулись, Владис скривился, сплюнул, втер плевок в сухую землю и пошел умываться. Септики и душ были стандартными, а не на три-пять дней, что отчасти примиряло с местной мазью в больших стеклянных банках. Робин оглянулся на помещение для выздоравливающих. Двое крепких санитаров тащили внутрь ящики с разогретой пищей. Рационов тоже пока хватало, их исторически брали с большим запасом, иногда от древних традиций был прок. Рокот военного вертолета сбил с Робина задумчивость. Он вскинул голову, закрывая глаза от света. Потрепанная десантная машина, вся в гари и вмятинах. В гости на таких не летают. Он бросился к посадочной площадке, на ходу отдавая распоряжения. Все его люди знали, что нужно делать, но так было спокойнее. Раненых было двое, мужчина в оплавленном шлеме и женщина, окровавленная, бледная и в сознании. Робин выругался и, вместе с Риллом, переложил ее на носилки. Щупальца диагноста обвили тело, игнорируя отсутствие анестезии. Женщина тихо всхлипнула и выругалась сквозь зубы. Гордость или шок? - Вы слышите меня? - Шей нахер, пока терплю, - прошипела она. Пока антисептик смывал кровь, Рилл готовил сшиватель. Хоть сознание потеряла бы, ей же легче. Или… Робин со значением посмотрел на Рилла, тот, молча, вытащил из шкафчика бутылку. - Пейте! – горлышко стукнуло о зубы за разорванной губой. Она поняла сразу. Спирт обжигал, но разорванный бок должен был болеть сильнее. Робин сунул руки в стерилизатор, подождал пару секунд и подошел к столу. Несмотря на раны, она выглядела почти девочкой, черные, испуганные глаза, приглушенный всхлип, когда щупы сшивателя начали собирать и сращивать обломки бедренной кости. Спирт давал больше психологический эффект, пришлось ее зафиксировать и смотреть только на показатели диагноста. - Терпи, - рычал Робин, - ты солдат или девица, мать твою?! - Не… смеши… сволочь! – простонала она и вскрикнула, сшиватель взялся за селезенку. Любая выдержка была бессильна, когда дело доходило до органов. Робин, сам закусив губу, пережидал ее крик, проклятия, ругань и жалобный, почти на ультразвуке вой, когда не осталось сил. Робин считал секунды и надеялся, что выдержит сердце. Аппаратура была новой, работала быстро, но человеческий организм не был рассчитан на такую боль. Почему в армии не учат отключать рецепторы?! - Доктор, - тихо начал Рилл. Робин зарычал. Сам знал, что нужно прекращать, но тогда она не выживет наверняка. Показания диагноста ушли в красную зону, Робин собой закрыл сшиватель, чтобы его не выключил Рилл. Взгляд женщины, наконец, остановился, сердце билось с перерывами, пульс почти не прощупывался, автомат завершил операцию и перешел к сращению эпидермиса. - Гель и три кубика… - Робин хотел добавить название, но выбора у Рилла все равно не было. - Геля последний тюбик… - И что? Оставим его на память? На полное восстановление уйдут недели, но, если им удастся удержать ее сейчас, она не умрет. Робин убрал с перепачканного лба темную от крови прядь. Женщины даже в армии старались оставлять максимально длинные волосы. Хотя бы челку. - Нужно перевести ее в реанимацию. Место готово? - Рядом с особистом, - Рилл дернул плечом. Робин видел, что у санитара трясутся руки. Регенерирующий гель полностью пропитает ткани только через несколько часов. Пока ей лучше не приходить в себя. Робин снова поправил ее волосы. Молодая совсем, пара-тройка лет из Академии. - И чего такие в армию идут? – продолжила его мысль Вероника, отмыв бледное, исцарапанное лицо от копоти и крови. – Она красивее моей Каринки, а уж как за той мужики бегают. Робин проверил скорость и глубину распространения геля, поправил браслет диагноста на ее запястье и пошел на улицу. Что ответить Веронике он не придумал. Возле помятого вертолета топтались трое и Владис. Второго раненого не удалось спасти. Ему волной буквально вплавило начинку шлема в череп. Медицина была способна трансплантировать многое, но не мозг. - Как там Ли? – откашлявшись, спросил самый высокий из троицы, ростом куда-то под погнутую лопасть. - Скорее всего, будет жить. Шансы очень высоки. - Вы уж позаботьтесь о ней, а? – робкая вежливость от такого громилы была умилительной. – Она как сестренка нам всем. Первая девушка в отряде. - В любом случае позаботимся, - Робин выдавил улыбку. У самого сердце до сих пор выпрыгивало. Хорошо бы, Рилл все-таки не понял, насколько Робин не был уверен в успехе, когда шел на нарушение всех инструкций сразу. – Ее с неделю нельзя будет перевозить без спецоборудования - Неделю мы тут точно проторчим, - невесело усмехнулся второй, пониже. Робин всмотрелся в каждого по очереди и почти открыл рот, но передумал. На борту должна быть аптечка, но им она нужна не меньше. Ради своей Ли они все отдадут, только она сама Робину оторвет совсем нелишнее, узнав. Их краткого общения было достаточно и для таких выводов тоже. Робин мысленно усмехнулся. - Как ее зовут, полностью? - У нее жетон при себе был, но… Тинглит Руссо, лейтенант третьего отряда, Прайм. Это… двадцать пять ей вроде? – громила растерянно посмотрел на товарищей. - Точно, двадцать пять! Я сам считал, когда мы ее за уши тя… - третий, самый… неширокий из всех наткнулся взглядом на, наверняка, квадратные глаза Робина и смущенно затих. Владис прыснул в рукав. - Ну… мы полетели пока. А то это… В вертолет они ломанулись разом, умудрились втиснуться и помахали в окошко. Робин с Владисом отошли подальше, проводили машину до горизонта, переглянулись и захохотали. Обоих начало отпускать. Вечером над госпиталем появился еще один вертолет, черный, блестящий, но тоже помятый с одного бока. Молнию на «морде», однако, не задело. Робин как раз проснулся и сходил посмотреть, как там лейтенант Руссо. Гель потихоньку смягчал микрорубцы от сшивателя, но сознание к ней пока не вернулось. Шок был слишком сильным. Лежащий по соседству особист пришел в себя, но двигаться не мог. Робин не очень хорошо знал принципы работы методик особого отряда, только догадаться, какой это удар по организму, было нетрудно. - Отпустите? – спросил особист, узнав о вертолете. - Вряд ли, - откровенно признался Владис, распечатывая результаты последнего сканирования. – Дня два еще. Роберт, передашь? - Да, конечно, - Робин кивнул и пошел к выходу. Посторонних в реанимацию не допускали. – Добрый вечер, офицер, - кивнул он молодому еще мужику. Разобрать звание по спецуре было невозможно, Их радужные наклейки поддавались только их же собственной технике. - Лейтенант Джет Романеску, - представился офицер. - Роберт Вайле, - военным врачам присваивали звания, Робин сейчас тоже ходил в лейтенантах, но условность этой структуры такова, что проще промолчать. - Торрес? - Лучше. Но еще минимум два дня. - Хорошо, - лейтенант Романеску взял из рук Робина листочки с анамнезом и свернул трубочкой, не просмотрев. Подчеркнуто мирное поведение – представиться полностью, поверить на слово. Впрочем, а что еще делать особисту, чтобы Робин в обморок не упал? Вероника вон спряталась. Но лейтенант так пристально изучал территорию госпиталя, что, не исключено, умудрился ее высмотреть и за стеной. - У вас… всего достаточно? – спросил лейтенант, понизив голос. Почему-то здесь все в итоге начинали говорить тихо. - Нет, - не стал юлить Робин. - Ясно, - Романеску оглянулся на пилота. Тот понял без слов, вытянул из-под кресла плоский ящик и передал командиру. – Не последнее, - не то, чтобы Робин собирался возражать, но за оговорку был благодарен. – Она не полная, но… - Спасибо, офицер. - Постараюсь привезти еще. Это… - он проглотил слова, отсалютовал и запрыгнул в кресло. Это – да, очень неуставное «это». В аптечке были сокровища: упаковки обезболивающего, флаконы с бинтом, даже маленький генератор искусственной крови. Робин тут же бросился в свой «кабинет» в закутке возле шлюза в реанимацию, посмотреть, кому что сейчас необходимо. На всех не хватало при любом раскладе. Робин с Владисом долго кроили дозы, думали, имеет ли смысл колоть половинную тем, кому будет мало и двойной, Владис с отчаяния предлагал бросить монетку, у них была пара местных. К утру разобрались. Аптечка опустела, зато в кармане комбинезона Робина лежали две капсулы, для особиста и лейтенанта Руссо. Офицер спал, а Тинглит все еще не очнулась. Сейчас уже не его дежурство, но Владис просидел с ним всю ночь, бросать его было неспортивно. Робин распотрошил свою заначку с пачкой энергетика, проглотил три капсулы и запил растворимым остывшим кофе. Гадость несусветнейшая, точно потом не заснешь. Но после обеда нужно будет урвать пару часиков, если снова не случится ничего. Странная война, только отзвуки выстрелов и редкие раненые, а здесь тишина. Не то, чтобы Робин мечтал об эпицентре взрыва… И да, это не война вовсе. Так, правительственная операция, абсолютно дружественная и открытая. Даже госпиталь охраняется только силовым и минным полями. Он налил из кулера воды, запить мерзкий вкус кофе и начал обход. Любимых своих пациентов оставил на сладкое, потому что состояние лейтенанта Руссо требовало тщательной диагностики. И очень удивился, застав ее не только в сознании, но и хрипло матерящей соседа. Кто-то, Владис или Рилл, не задвинул ширму, а содрать с виска офицера его знак отличия было невозможно. На особисте написано было, с каким удовольствием, он бы впал в транс прямо сейчас, но то ли сил не было, то ли заслушался. Лейтенант даже не повторялась, вдохновенно описывая происхождение офицера, его ближайших родственников, размеры и виды его достоинств и то, что их ждет в ближайшем будущем. Робин постоял у двери, сопоставляя воспоминание о тонком личике с тирадой, усмехнулся и пошел здороваться. Офицер привычно улыбнулся и прикрыл глаза, показывая, что увидел, а лейтенант Руссо замерла на половине какого-то очень заковыристого слова и уставилась на Робина. - Я думала, вы мне примерещились, - выпалила она, не моргая. - Как вы себя чувствуете? – спросил Робин, поворачивая к себе экран диагноста. - Я… а… прекрасно, доктор! Вы…вы… - Такая боль? – оборвал ее Робин. Судя по информации на мониторе, обкладывала офицера она, чтобы не взвыть. - Да вы что, я… - Солдат, а не девица, помню! Офицер Торрес? - Да? - У меня две дозы обезболивающего. Вы… - Мне уже лучше, - особист понимающе кивнул. – И, в любом случае, легче. - Спасибо, - кивнул Робин, перехватывая руку лейтенанта. Ногти обломаны, пальцы разодраны в кровь. И это притом, что Вероника обработала все ссадины. Прекрасно! Где врать учили? Она следила за Робином, как за творцом Вселенной, норовила потрогать пальцами свободной руки, но не дотягивалась из-за браслета диагноста. Лекарство подействовало секунд через тридцать, лейтенант вдруг вздохнула и видимо расслабилась, обмякнув на простынях. Глаза у нее, кстати, оказались не черными, а зелеными, прозрачной зеленью неба над Праймом. - Доктор… А зовут вас как? - Роберт, - он снова проверил показатели. Отторжения геля не началось, чудесно. Один случай на тысячу, но его всегда и боишься. Необратимо. - Роберт, - если переводить с вербального на тактильный, то так кошек гладят, а не имена произносят. – Роберт, вы простите, что я так грубо при вас выражалась. Робин тоскливо посмотрел на особиста. Тот философски изучал тонкий пластик потолка, только угол рта дергался. - Лейтенант Руссо, я, конечно, не солдат, но и не девушка. - Вы?! Конечно же, нет! А… ой, - она умудрилась покраснеть. При такой кровопотере – достижение. – Я имела в виду… - Давайте вы сначала встанете на ноги, а потом все мне объясните, - Робин успокаивающе погладил ее по запястью и тут же понял, что сделал что-то не то: зеленые глаза вмиг почернели и остекленели. Космос, и это она одной ногой еще в могиле! - Можно девушкой немного побуду я? - прошептал особист, когда Робин подошел к нему с баллончиком бинта и все той же мазью в банке. Иной клянется страстью пылкой Но коли выпито коль выпито вино Вся страсть его на дне бутылки Давным-давно давным-давно давным-давно Иной усищи крутит яро бутылкам всем Бутылкам всем глядится в дно Но сам лишь копия гусара Давным-давно давным-давно давным-давно
Тинглит злилась на себя за слабость и поливала матом несчастного офицерика на соседней койке, чтобы совсем не завял. Слабость – это не только невозможность встать, это дикий ужас и вид своего искореженного тела, понимание, что скоро умрешь, что ребята не успеют, что кончается топливо и сбоит движок, что в госпитале нет лекарств и сшиватель рвет внутренности так же, как осколки гранаты, боль, которую, кажется, не чувствуешь уже, потому что она заменяет собой тебя саму… Слабость – это темно-синие глаза и тонкие, чуткие пальцы, пока ты валяешься дырявой гильзой и нечем даже умыться. - Чего пялишься?! – огрызнулась она на особиста, которого давно отгородили от нее ширмой. Тот лишь хмыкнул в ответ и демонстративно зевнул. Потом пришла пожилая медсестра с «уткой», и Тинглит заскрипела зубами, чтобы не послать еще и ее… их… вместе с «уткой». Бок она не чувствовала, спасибо щедрости соседа, нижней части тела тоже. И какое счастье, что здесь нет Роберта. Неважно, что он врач. И он спас ей жизнь. Сначала ребята, а потом он. Она плохо помнила, что происходило на операционном столе, но в результате она, кажется, не умрет. Тинглит осторожно ощупала толстую пленку бинта, потом заглянула под простыню. Шрамы будут сводить потом, когда все восстановится, но и так только полоски на коже. Грудь, живот, пах, бедро и на спину справа. А было… Тинглит сглотнула, борясь с тошнотой. Как здесь лекарств, так в армии не осталось боеприпасов. Официально военные действия были остановлены, на бумаге. А что на деле – так кого это беспокоит в верхах? Она два дня назад читала местную газету, на пластиковом листке. Мародеры, убийцы, насильники – это о ней, парнях и союзной армии в целом. Словно и не Каспер из реки вытаскивал мальчишку мелкого, года нет. Ну да, на базе спецуры ждут казни сколько-то террористов, только… а куда их еще? По медали и в теплые постели? - Ты спишь? – громко окликнула она соседа. - Нет… еще, - вздохнул он. - Сколько невинных душ вы погубили? - По статистике, меньше, чем вы, - помолчав, ответил он. – У особого отряда здесь больше контрольные функции, чем карательные. - Твари, - печально подытожила Тинглит, жалея, что не может свернуться и закутаться в одеяло, как любила дома. И ладонью к стеклу аквариума. Дианка без нее, небось, совсем от плавников отбилась. Астра ее избалует в конец, потом будет только свежие фрукты жрать. К вечеру вернулись Роберт и боль. А Тинглит не могла при долбанном соседе попросить врача положить ладонь ей на лоб. Ей бы легче стало, она знала точно. Швы он смазал какой-то желтой дрянью, ныть и чесаться они перестали, но огнем драло изнутри, хотелось ногтями прорвать кожу и… и сделать хоть что-нибудь. Поднялась температура, и Тинглит несла в полубреду чушь, хватая Роберта за комбинезон. Ей было стыдно, что он видит ее тело таким, что она признается ему в этом стыде, и что провалиться не получится – тут скальные породы. Так плохо ей не было, кажется, никогда. Даже, когда тело привыкало к бактериям, продляющим жизнь, после первых тренировок на подготовительном отделении, в первом глубоком забросе, в полудохлом скафандре рядом с мертвой шлюпкой, в… Она металась, звала маму и Роберта, умоляла и угрожала, отбрасывала трубочку для питья и просила воды. Она бы хотела не помнить этого, но у нее и напиться до беспамятства не вышло ни разу в жизни. Очнулась она снова оттого, что было не больно. А рядом стоял Робин, сунув руки в карманы, и настороженно ее изучал. - Я вас домогалась? – одними губами спросила Тинглит. - М-м, при определенной фантазии можно сказать и так, - он вдруг улыбнулся, и ее снова вынесло в бессознанку. А Роберт не бросился реанимировать, значит, понял все. У-у, выздоровеет и повесится! Кстати… - Лекарства… Была поставка?! – она попробовала подпрыгнуть, но вышло как-то не очень. - Нет. Забрали Торреса и оставили небольшой запас. - Особисты? Теперь быть им обязанной?! - А и так придется. Если кто-то здесь разрулит ситуацию, то лишь они. Власти закончили свою миссию на подписании договора. - Твари, - повторила она. – А… а мои не прилетали? - Я сказал, что неделю вы нетранспортабельны. Вряд ли у них есть время навестить? - Это да, - она стиснула зубы, давя ругательства. Парни там рискуют, а она краснеет под ироничным взглядом. Роберту с виду не больше тридцати, но кого в тридцать сделают практикующим врачом в военно-полевом госпитале? Не бывает такого, при любой гениальности. Значит, прилично так старше. А она тут глазки строит. Заплывшие. На опухшей морде. - Еда только внутривенно? – спросила она. - Увы. - Нет, это много лучше, чем… Доктор, а зеркало найдется? – решилась она, чтобы уж точно больше не питать иллюзий. Конечно, обычно она хороша, но какой же мужик разглядит под синяками, что там обычно? - Не надо, - он медленно покачал головой. – Это я вижу, как вы красивы и сейчас тоже, я врач, а вы не разглядите. Он уже ушел, а Тинглит все плавала где-то, урча и впитываясь в простыню. Так хорошо ей, кажется, тоже никогда не было. Она влюблялась во всех подряд и на одну ночь, ей нравились и мужчины, и женщины, основным критерием было то, чтобы им было хорошо вдвоем. Или втроем. Или как получится. Она первая смеялась над требованием верности – какой в верности смысл? Если человек тебя хочет, ты его получишь, а только ли ты – не все ли равно? А Роберт… Наверное, если встать, то он окажется выше нее едва дюйма на три. Тинглит сама гигантским ростом не выделяется, но она женщина. Ей всегда нравились рослые парни, типа Джейсона или Тигра, только… не тянуться высоко за поцелуем, тоже приятно. А поднять ее на руки – он поднимет, Тинглит помнила, с какой силой он прижимал ее к столу, когда она пыталась разомкнуть силовые фиксаторы. И эта сила, скрытая в стройном теле, за обветренной на ветру Ниверне кожей и нежным насмешливым ртом дразнила и подчиняла. Тинглит привыкла в постели верховодить мужиками, Роберта хотелось взять, но ему тянуло и покориться. Не внешней разухабистой мощи, а тому, как он на Тинглит смотре-ел. И о чем она думает только? Тинглит чуть не дала себе в лоб, но решила, что и так довольно острых ощущений. Организм от реальности спасается, не иначе. Куда приятнее грезить красивым доктором-блондином, чем думать, в какую еще задницу засунет их любимое правительство, и вылезут ли из этой жопы ее сослуживцы. Если бы у них не сдох генератор, то повстанцы могли бы усраться со своим гранатометом, а так… Тинглит снова потрогала бинты. А Верском погиб. Она не спрашивала, но знала, он ее закрыл, а, если ей так досталось… Слезинки скользнули по защитной пленке на исцарапанной щеке и скатились вниз, по шее, под высоко натянутую простыню. Терять товарищей каждый раз как первый. Привыкнет? Вообще можно привыкнуть? А как Роберт относится к смерти пациентов? В очередной обход пришел другой врач, высокий, симпатичный и разговорчивый. Тинглит отвечала односложно, все-таки, нелегко ей еще было говорить, как бы она не бодрилась перед Робертом. - Надо же, собрал вас, - удивлялся врач, тыкая пальцем в сенсорный дисплей. - И по какой причине это странно? – Тинглит не утаила враждебности. Ей показалось, что это наезд на профессионализм Роберта. - Так по-живому нельзя шить при тех показателях, которые у вас были. - У него был выбор? - Нет, - врач вдруг улыбнулся. – Но рискнул бы не каждый. - Я не привыкла к тем, кто не рискует, мне нормально, - она изобразила пожатие плечами. – Вы бы поступили иначе на месте доктора Вайле? - Провокационный вопрос, - врач натужно рассмеялся. – Нет, полагаю. Но предпочту не проверять. - Зря. Тогда точно не узнаете, - она позволила поставить себе капельницу и закрыла глаза. Роберт не нуждался в защите, а ее тянуло отстаивать его перед всем миром. Смеяться же будет над ее дурацкими чувствами. Доза обезболивающего в последующие дни стала меньше, но его было достаточно, чтобы не корчиться круглыми сутками. Ныло, ровно так, ненавязчиво, Тинглит в какой-то момент поняла, что привыкла и не замечает. Спасибо особистам, мать их. Из-за «кустарной» операции, как выразился Роберт, вставать ей не позволяли. Тинглит попыталась доказать, что операция была гениальной, но на этот раз ее поняли неправильно, решив, что она пытается начать бегать. Тинглит успела соскучиться по молчаливому и ехидному соседу из спецуры, а новых трупов ей под бок не подкладывали. Это радовало, чего уж там, но было невероятно тоскливо. Она даже начала общаться с медсестрой, хотя найти с теткой общий язык было почти нереально. Та жила в каком-то параллельном Тинглит мире. Чего стоило одно «вот поправишься и будешь носить красивые платья». Прозвучало едва не приказом. Тинглит заявила, что не делала этого и не будет, но медсестра не поверила! Откуда ее выкопали, такое доисторическое животное? Куда Тинглит носить красивые платья? В пустыни, джунгли, на тренировки или парады? Некоторые люди любыми средствами стремятся не только сами цепляться за абстрактные традиции, но и от других требовать того же. Послать бы, да ругаться не с руки. Откуда только берутся такие представления о мире? С новых планет, вступающих в Союз? На Ниверне Тинглит было как-то недосуг вступать в дискуссии с местным населением, а на других она не была. В старых мирах ничего подобного не услышишь уже лет… да вот с глобальной войны, не иначе. Та война очень многое изменила, почему бы и не это? Тинглит вспомнила, как девчонкой, во время экскурсии на Тилану, пялилась на памятник полковнику Вирийе. Стройный мужчина в привычной черной форме и с косой почти до пояса. Хотя, такого сейчас не увидишь. Она попробовала представить нынешнего главу особого отряда с длинными волосами и безудержно расхохоталась. Видимо, бывает такой излом эпох, когда рушатся все устои, тонут в калейдоскопе событий, а потом что-то восстанавливается, что-то проверенное временем, имеющее под собой веские основания. Ну вот, как раз вроде короткой солдатской стрижки. Впрочем, косы никто не запрещает. Тут еще субъект должен быть таким, чтобы ему шло. Появится в особом отряде что-нибудь тонкое и красивое не на передовой, может, и отрастит. Это в десантуре глупость несусветная такие патлы – сколько дезинфектора на себя не выливай, а насекомые все равно мутируют. Нет, все-таки лучше спасаться от действительности мечтами о Роберте. Потому что следующим этапом, чует ее сердце, будут насекомые с косами. Но как же скучно в тишине и бездействии! Через обещанную неделю появились ребята. Тинглит к этому времени выпросила зеркало, правда, у Вероники, полностью осознала, почему его не давал Роберт, и сникла. Из реанимации ее перевели в общую палату, но знакомых она там не нашла. Многих уже выписали, оставались те, кто долечивался, а новых раненых почти не поступало. Тинглит это радовало, и объективно, и потому, что особый отряд не мог бесконечно снабжать армию припасами. Нашелся там хороший человек, который теперь непонятно как отчитываться будет, а дальше-то что? Приперлась толпа ее ненаглядных придурков очень вовремя, Тинглит не успела впасть в депрессию. Ну, а среди шумных добродушных идиотов это было и невозможно. Тигр притащил ей с корнем выдранный куст, усыпанный мелкими красными цветами, Вэл где-то спер кусок шоколада с печатью «для отправки в цех», Дуглас из винтовки с разорвавшимся стволом выгнул замысловатый то ли фонтан, то ли стилизованный фейерверк, Котень выжег ее портрет на потертом щитке от силовой брони. Тинглит захлебывалась слезами радости, обнимая всех по очереди, целуя только не взасос, бурно благодаря и шепотом советуя найти Рилла и выменять на что-нибудь баклажку спирта. В разгар безобразия зашел Роберт. Парни его не заметили сразу, а Тинглит только и ждала. Ну не мог врач пропустить такой бордель посреди своих владений, правда ведь? Вслед за ним влетел Грин, почти сбил Роберта с ног, вырулил на цыпочках и сныкался за спины, пряча бутылку. Тинглит проводила его взглядом, потом поняла, что Роберт смотрит на нее и покраснела. - Э-э… это мой отряд, - голосом девочки-паиньки проговорила она и похлопала ресницами. - Я вижу, - в голосе Роберта дрожал смех. – Гостинцы пусть оставят перед шлюзом, свежую добычу сдадут, и можете общаться до… до конца часа. Грин попытался развоплотиться, но не вышло. - Ваше имущество Рилл вам вернет, - Роберт ухватил бутылку за горлышко и отодвинул дверь, указывая поочередно на нее и на куст. Когда в палате навели порядок, Роберт ушел. Дуглас проводил его восхищенным взглядом и присвистнул: - Ка-акая задница! Так бы и… - Заткнись, урод! – Тинглит сорвалась раньше, чем подумала. – И руки и глаза держи подальше, понял?! Парни остолбенели, разинув рты. - Ли, - осторожно заговорил Джейсон, трогая пальцем ее лоб. – Ты это… ты влюбилась, что ли? Да его… соплей перешибешь. Тинглит, молча, без размаха врезала ему под подбородок и поморщилась – отозвалось в заживающем боку. Ее мимолетная гримаса оказалась важнее Джейсона, щупающего зуб языком. Минут пять Тинглит играла в умирающую, а потом обняла подушку, всхлипнула и обиженно покосилась на Джейса. - Он мне жизнь спас! А у вас одни задницы и сопли на уме. Мужланы! Парни наперебой извинялись, даже те, кто молчал. Тинглит хотелось и плакать, и смеяться. Ну, кто виноват, что Джейсон угадал? Дурацкая тема быстро сменилась поминовением погибших – Грин выменял две бутылки. А еще через неделю пришел транспорт. Союз окончательно выводил войска, оставался только крошечный отдел особого отряда в столице. Тинглит уже ходила, медленно, с поддержкой поля, но уверенно. А от таких новостей и вовсе побежала. К реанимации, где был кабинет Роберта. - Отпущу, конечно – кивнул он. – Долечат вас и без меня. Только не рвитесь сразу в бой. Не хочу, чтобы все мои труды пошли насмарку. - Хочется надеяться, что воевать еще долго не придется, - она неловко улыбнулась. Роберт, наверное, мало спал все это время, под глазами были синяки. И скулы заострились. Тинглит едва не протянула руку потрогать, но быстро сжала пальцы в кулак. Она перед Робертом теряла и наглость, и красноречие, готова была замереть и пялиться часами, как последняя дура. Собираться ей было всего ничего. Забрать на память осколок, последний из десятков, да натянуть новенькую форму. В палате оставался только один пациент, связист с тяжелой контузией, но и его сегодня заберут, просто сам идти не может. Остальные разбежались. И ее во дворе ждали Тигр с Дугласом. Дуглас, подлец, не иначе ради Роберта прискакал. А что, они бы рядом смотрелись. Она и не знает, кстати, доктору вообще женщины нравятся? Он говорил ей, что она красивая, но чтобы не дать увидеть, насколько! Мда, как вспомнит свою рожу, слезы из глаз. Вертушка села за границей госпиталя. Его начали консервировать, но медленно, корабль медслужбы еще только выходил на орбиту. Тинглит застегнула на запястье браслет комма, подогнала по размеру ремень, потом махнула на все рукой и помчалась снова искать Роберта. - Вот! – она выдернула из комма тонкую ленточку с зашифрованным номером. – Я ничего, но… если захотите… Ну, мало ли, помощь там понадобится. Мы в десанте люди благодарные. И… спасибо! – Она быстро дотянулась губами до его щеки и заковыляла обратно, едва не зажмурившись, чтобы не оглянуться. Он не стал догонять или окликать. Не то, чтобы она надеялась, но как-то подумалось, что… Неважно! Не окликнул и все тут. И через месяц, уже избавившись от шрамов, Тинглит вовсе не поэтому напивалась в баре у закадычной подружки. - Да брось ты! – Астра налила ей еще темного пива. – А вдруг он женат и у него семеро детей? - Вот умеешь утешить, аж слеза наворачивается! – Тинглит едва не поперхнулась и злобно зыркнула, но Астру было не пронять. - Или он влюблен в друга детства уже тридцать лет и не нужен ему никто больше. Или импотент, а не лечится, чтобы от работы не отвлекало. – Астра на всякий случай пригнулась от занесенной Тинглит кружки, но тут же рассмеялась и подсыпала в миску на стойке орешков. – Ли, ну пойми ты, что страдать по нему сейчас – абсолютно бессмысленно. Надо или искать его по Союзу и требовать ответа, или расслабиться и получать от жизни удовольствие. А вот так тут пить… - она сняла с полки изогнутую бутылку и сама налила себе чего-то покрепче пива. - О да, пить – это точно низменное развлечение, - съязвила Тинглит, только бы не признавать ее правоту. - Так быть трезвой в компании алкоголички – еще за умную сойду, страшно. - У меня не было никого с того ранения, - вздохнула Тинглит, понимая, как ее сейчас начнут опускать. Но выговориться хотелось, а не парням же. Эти, если проникнутся, точно упакованным ей Роберта и привезут. А он… а он не оценит, он другой. И это вгоняло в тоску похлеще любых жен и импотенции. – Я завсегдатаем сексшопа стала за это время. - Ну, завсегдатаем ты там раньше стала, допустим, - Астра просмотрела новый заказ на экране, быстро собрала его и поставила на панель доставки. – А дурой, полагаю, вообще родилась. На кой, вот поведай? Чего ты добилась, меняя живой член на самотык? - Не могу я пока с другим мужиком. Вот только лапы тянет, как… - Тингли… Продолжение » |
 |