…фта шел на шаг позади. На фоне будущих съемок все казалось почти неважным, Джесс не думал больше ни о чем, а теперь вдруг вспомнил, что Шайн уже умеет не материться.

- Феридэ не говорит, останется ли с тобой после рождения ребенка?

Шайн замер на стыке защитных полей лифта, вздрогнул от предупреждающего сигнала, зашел и отвернулся к стеклянной стене.

- Не говорит. Ну, в сущности, а чего ей говорить? Мы просто трахались, когда она решила от меня рожать. Я с Рудничной, меня лет до двадцати насквозь каждый месяц просвечивали, захочешь не скроешь никакие хвори. Вот от меня и решила.

- Я так и думал, - признался Джесс, опираясь поясницей на поручень близко к Шайну, но не впритык.

- Да понял уж, - Шайн вздохнул и убрал волосы со лба. – Зря скрывал. Ты, может, подсказал бы что толковое.

- Если бы знал, что, подсказал бы и так. Ты пробовал с ней поговорить?

- Да как-то… Ну, говорил, что хочу с ними быть, с ней и… кто родится, неважно кто. Она только отмахивается, мол, пройдет это у меня, новая игрушка, первая баба с животом. А я и на курсы пошел ради них. В следующем году поступать хочу. Еще не решил куда, но придумаю. Я правда обаятельный, могу в продажи пойти или гидом. Ну, потом, когда сниматься перестану. Не на всю это жизнь.

Джесс, который только вчера изучал бизнес-план на постройку их первой с Харрисоном фабрики, согласно кивнул. Да, стать актером было его мечтой, осуществленной не без приключений, но нельзя делать все ставки на один номер.

- Ну, вот о курсах ей и расскажи? И о планах на будущее. А то пока у нее нет причин считать тебя…

- Не пиздоболом? Так чем говорильней это изменишь? Это показывать надо.

Лифт остановился, перед ним тут же появились люди, и Шайн замолчал. На улице он не продолжил, и Джесс не стал возвращаться к теме. Феридэ, несмотря на ее имидж, умная девочка, она точно понимает, что ей нужно от жизни. Захочет быть с Шайном, не отпустит. Не исключено, что это «мне от тебя только ребенка» - проверка и пинок к свершениям. Если так, то подействовало, молодец Феридэ.

- До завтра, - махнул рукой Шайн, направляясь к стоянке такси.

- Угу, - кивнул Джесс, вспоминая, где оставил машину.

Кир его выдернул из постели, когда он часа полтора как лег. Но роль Лоренса Эрмете стоила гораздо большего, чем оборванный сон. Дома Джесс достал из холодильника газировку с энергетиком и устроился за столом с планшетом. Джесс неплохо учился в школе, однако история особого отряда точно не была приоритетной на Аргисе в те годы. А потом ему в голову не приходило вникать в такие тонкости. Знал имена, ключевые события, какие-то вещи, которые приходилось изучать для съемок, но не биографии. Он не читал даже ту книгу, которую Кир Казу взял основой для сценария.

Снимков Эрмете в сети было меньше, чем Вирийи, зато была статья об одноименном ордене с большим разделом непосредственно о том, в чью честь назвали награду. Джесс увеличил снимки и уставился на них с ревнивым любопытством. Он знал, что Кир Казу предпочитает работать с относительно постоянным актерским составом, но мимо типажа и возможностей режиссер не промахивался ни разу. Значит, что-то общее у офицера древности и Джесса Донована все-таки есть?

Внешнего сходства меньше, чем у Мориты с Вирийей. Разве что то же сочетание жесткости и аристократичной утонченности. В лице Джесса легко было подчеркнуть одно или другое буквально парой мазков кисти, чем и пользовался обычно Кир Казу, с Эрмете было бы сложнее. Хищник, но привлекательный. Умный. На снимках и в хронике они с Вирийей очень редко оказывались рядом, посмотреть на взаимодействие не удастся. Жаль. Придется выстраивать свою систему, исходя из созданного Моритой характера. Существуют, конечно, дневники Эрмете и автобиография Вирийи, только это не тиражная литература, потребуется копаться в специальных библиотеках. Если все будет плохо, начнет рыть, куда деваться? Вхарактерность важнее нежелания оформлять доступ. А книжку он вечером начнет, чтобы завтра прикинуть образ на Мориту не только по сценарию.

Джесс посмотрел еще несколько выпусков новостей тех лет и покачал головой. Какими были люди, жившие в таком нервном напряжении десятилетиями? Впрочем, и сейчас не нужно судить всех по собственной, достаточно безбедной жизни. Кому-то самые неприятные проблемы Джесса и теперь покажутся желанными на фоне их собственных.

И вот… а уместен ли такой фильм после недавних событий? Хотя Кир обычно не делает глупостей, должен понимать, на что идет и как если что отбиваться. Не от особого отряда, те могут себе позволить проигнорировать даже собственный юбилей и все, что с ним связано, а от активистов разного толка. Но Джесс отказываться от съемок точно не собирался. Фильм того стоил. Он пошарил по ресурсам, скачал себе книгу и пошел с планшетом в спальню. Роман был большим, однако вчитаться успеет.

Вчитывался Джесс почти до утра, уже на рассвете опомнился и заснул. Вне предстоящей работы он, наверное, читать книгу бы не стал, а вот так оказалось интересно. Автор заверял, что строил текст на тех самых источниках, которые пока было лень искать Джессу. Если не врал и не слишком исказил характеры, то занятные были парни.

К зданию агентства Джесс подъехал одновременно с Киром Казу. Тот припарковал машину рядом, еще из-за пульта делая странные жесты. Машина поэтому пошла юзом, Джесс прикинул, до какого числа у него страховка, но компьютер оказался умнее водителя и выправил траекторию.

- Не доживу я с вами до старости. Что случилось? – Джесс открыл дверцу Кировой машины и заглянул в салон.

Режиссер собрал раскиданные по пассажирскому сидению мелочи, запихнул все в сумку и повернулся к Джессу сияющей физиономией. Буквально сияющей. Джесс даже молча указал на зеркальную панель пульта.

- Намазался кремом дочери, - отмахнулся Кир Казу. – Согласилась наша звездочка, прилетает ближайшим рейсом. Так что готовься изображать пылкую влюбленность.

Джесс вспомнил, чего ночью поначитался о «влюбленности» обоих героев древности и ухмыльнулся.

- Не беспокойтесь, разберемся.

- В твоих интересах. А, еще: с нами летит Рашид Эрландер.

- Автор этой дреб…. книги?! Зачем?

- Хочет проследить, насколько бережно мы отнесемся к оригиналу.

Джесс недоверчиво покосился на Кира Казу.

- Вы не кажетесь расстроенным. Признавайтесь, вам какая выгода с его надзора?

- Рашид – принципиальный противник актуального правительства, любого. Называет себя правозащитником, отстаивает любую идею, которая идет вразрез с проводимой властями политикой.

- Так вы тоже не прочь поспорить с властями, если считаете их действия неправомочными. Или вам как раз для этого он и нужен? Всласть всех переругать за чашкой кофе? Не слишком сложно для такого простого желания?

- Не-ет, ты не понимаешь, - Кир зажмурился и засиял снова, уже не от крема. – Я могу спорить с отказом в ссуде независимому миру, а не с запретом на продажу оружия несовершеннолетним.

- А Эрландер способен и на такое?! – ужаснулся Джесс, запнувшись о ступеньку возле выхода с парковки. – Кир, вам не кажется, что это уже слишком?

- Кажется, разумеется, но я не могу ему отказать. Поэтому хотя бы получу удовольствие от процесса. Чего и тебе советую.

- Спасибо, но такие развлечения м-м… несколько вне сферы моих интересов, - натянуто улыбнулся Джесс. – Я лучше натравлю на вас обоих Шайна.

- Тоже выход, - одобрил режиссер. – Ну, ты готов мне сегодня показать, каким видишь Эрмете?

Джесс выпрямил спину до предела и прищурился на яркое солнце за прозрачным стеклом вестибюля.

- Да. Но только выберите момент до появления Вирийи. Я не могу примерить на снимок эмоции Лоренса.

- Согласен. А вообще они у тебя есть?

- Простите?

- Сумеешь изобразить весь спектр чувств Эрмете к Вирийи? С женщинами у тебя получается, а вот что тебе хорошего сделали мужчины?

- Когда у меня последний раз была роль с однополым сексуальным взаимодействием?

- Думаешь, это имеет значение?

- Убежден.

- Хорошо, верю на слово.

- Бу! – из-за колонны на них выпрыгнул непередаваемо счастливый Шайн.

- Бля, - тоскливо сказал Кир Казу и шагнул в как раз открывшийся лифт.

 

Морита прилетел через неделю. Невыспавшийся Джесс, Шайн с любимым штырем в заднице, Фрайт, исполнитель роли губернатора Ольсена и еще примерно половина съемочной группы ждали его в кабинете Кира Казу.

- Словно президента принимаем, - шепнул кто-то за спиной, и Джесс мысленно согласился.

Все сверхновые, с которыми ему приходилось сталкиваться, делились на два типа. Обнаглевшие до степени, какая даже Шайну не снилась, от факта собственной нежданной славы и повышенно скромные, вежливые, стесняющиеся этой славы, едва не чувствующие за нее вину. Наверное, были и какие-то исключения, но их не классифицируешь, а Морита задерживался на полтора часа. Съели фанатки в порту, «пробки» или просчитанная стратегия? Может быть, Джесс чересчур проникся ролью и отсюда его псевдонеприязнь к Морите?

Джесс поудобнее развалился в кресле, и в этот момент дверь отползла в сторону.

- Прошу прощения, задержали на контроле, - уже от входа улыбнулась сверхновая.

- Добрый день, Кайл! Ты ведь позволишь так себя называть? О-очень рад тебя видеть, просто безумно рад! Мы тебя с таким нетерпением ждали, ты себе представить не можешь! Проходи, давай я тебя со всеми познакомлю!

Напор Кира заставил звездочку отступить, но опомнился он вовремя и улыбку на лицо вернул быстро. Приветливую, даже немного беззащитную, отражающуюся в глазах.

- Джесс Донован, - Джесс протянул руку, и Морита, подпихиваемый в спину режиссером, был вынужден ее пожать.

- Эрмете, да? – спросил Морита, разглядывая его так, что нестерпимо захотелось покрутиться как на подиуме, демонстрируя себя со всех сторон.

- Возражения?

- Пока никаких, - иронию Морита не принял.

- А я Тассна! – вылез Шайн, вырывая руку Мориты из Джессовой и усиленно болтая ее в воздухе.

- Упаси нас Космос от таких братьев, - пробормотал Джесс.

На это обалдевший Морита все-таки среагировал, нервной и почти благодарной улыбкой.

- А ты был прав, носом в матрас, - шепнул Шайн на ухо Джессу так, что Морита все услышал. И посмотрел недвусмысленно, словно уже вжился в роль.

- Я тебя закопаю, - застонал Джесс, усиленно улыбаясь. – Вот сразу, как мы отсюда выйдем. Под твоей любимой пальмой.

- А что такое?! – обеспокоено завертелся Шайн. – Он все слышал?! Ебать-колотить, Джесс, прости! Я обязательно потом перед ним извинюсь и все объясню, обещаю.

- Сиди уж, - вздохнул Джесс, отрешенно наблюдая, как звездочка знакомится с остальными, радушно кивая на похвалы, задавая какие-то вопросы.

На Джесса с Шайном он больше ни разу не посмотрел. Ну вот точно сработаются, без вариантов. И морду набить некому, сам ляпнул. Не при Морите, но обижаться на Шайна бесперспективно.

После торжественной встречи все разбежались по невольно отложенным делам. Шайн долго мялся, не отвечал, куда он сейчас, и Джесс заподозрил нехорошее. Слежка не самое благородное занятие, но Шайн, мать его, это Шайн. И как оказалось, на принципы Джесс забил не зря. Шайн бочком, подворотнями, пробежками и галопом рванул к отелю, в котором поселился Морита.

«Хорошо, курьером не переоделся!», - шипел про себя Джесс, заходя следом в холл. Его узнали и пропустили без вопросов, поэтому он успел подняться и устроиться в укромном месте до появления Шайна – у того попросили документы. Вряд ли Морита пустит это недоразумение в номер… или очень быстро вышвырнет за шкирку.

Джесс уселся на широкую окантовку большого кашпо и посмотрел в потолок. Актеру ценны любые переживания в копилку, но идиотом Джесс себя чувствовал неоднократно, зачем ему новые оттенки?

Шайн появился, как всегда, руки в карманы, что-то насвистывая для храбрости. Морита открыл с удивлением, всматривался настороженно, Джесс аж ностальгически вздохнул. История точно повторяется, особенно в мелочах.

- Я это… хотел извиниться за то, что ты услышал лишнее, - выдал Шайн, ковыряя ботинком плитку пола.

Джесс бы шлепнул себя ладонью по лбу, но побоялся, что услышат.

- Шайн, да? – отрывисто спросил Морита. – Так вот, Шайн, я не знаю, кто тебя заставил прийти, хотя догадываюсь…

- Да никто меня не заставлял! Я что, сам идиот что ли?!

- М-м…

- Я не могу осознать, что глупость спорол?! Или перед тобой как-то по-особенному надо извиняться?! Ты же у нас звезда!

Морита был родом с Прайма, родился там, вырос тоже, и, пожалуй, на такое незамутненное хамство не натыкался ни разу. Растерялся даже. Как минимум, секунды на три замолчал. И продолжил настолько вкрадчиво и спокойно, что Джесс подобрался:

- Шайн, в том-то и дело, что я звезда. Именно я. И мне не кажется, что режиссер Кир Казу оценит мой отказ от съемок из-за неосторожных слов актера второго плана.

Дальше Джесс не стал слушать. Он знал, как боится Шайн разочаровать Кира, как много для него значит возможность хотя бы учиться у него, и пусть Морита хотел только побольнее задеть…

- Пошел вон, - бросил Джесс, отодвигая оторопевшего Шайна от двери номера, пока тот не нашелся с ответом.

- Ну вот, как и ожидалось, - криво усмехнулся Морита. – Ты бы хоть получше узнавал своих друзей перед тем, как что-то им поручать. Иначе последствия могут быть тебе не по душе.

- Я его не посылал, - вздохнул Джесс, понимая, что ему не поверят. – А если ты собираешься расторгнуть контракт, то валяй. Думаю, Кир с удовольствием поржет, глядя, как ты губишь свою карьеру. Сверхновые ярко горят, правда? В огне собственной глупости.

Морита молчал, только тонкие ноздри раздувались от ярости. От таких проектов не отказываются без последствий, он понимал это не хуже, чем Джесс. А потом он молча захлопнул дверь, оставив Джесса самому решать, за кем остался раунд.

- Джесс, Кир же не выгонит меня, правда? Дже-есс!  - Шайн настойчиво дергал его за рукав и жалобно скулил.

- Да не выгонит тебя никто, - устало отмахнулся Джесс, с силой и в шею толкая его к лифтам. – Но когда ты научишься молчать? Я же тебя просил.

- Прости, - прижав уши, пробормотал Шайн.

- Исчезни, - попросил Джесс.

Нужно договориться со службой безопасности отеля, чтобы это представление никуда не продали. Или наоборот? Тогда сначала Киру позвонить, он в этих делах сожрал не одну псарню. Но сработаются однозначно. Сразу и навсегда.

 

Глава 3

445 г.

 

Страшно. Всеобъемлюще, отчаянно, до воя и крика страшно. И не отпускает, подбирается все ближе, обвивает липким, холодным коконом, душит! Икенна проснулся и уставился перед собой. Глаза пересохли до рези, оказывается, слезы ему тоже снились. Он облизнул губы и попробовал изменить позу, но в камере-одиночке их было почти десять человек, не удалось, лишь пнул коленом соседа. Тот покосился, изобразил подобие поклона и попробовал подвинуться, только некуда было и ему. Икенна закрыл глаза. Почему их не убили сразу, когда поймали? Тот офицер, который смеялся над его богиней, почему не приказал расстрелять на месте?

Со стены капало, и рубашка Икенны быстро промокла. Он наклонился вперед, обнимая руками колени, чтобы спрятаться от ледяной стылости каменной кладки. Мать Сиана оставляла тех, кто жаждал смерти и кто приносил ее. Удастся ли Икенне вымолить у нее прощения? Не для этой жизни, для посмертия?

Он шептал молитвы, пока его не прервал скрежет решетчатой двери. Страшные, похожие на обезьян из джунглей Тайнара, в серой форме с пятнами пота под мышками и на груди. Солдаты. Победители.

- На выход, крысы! Будем промывать ваши вонючие шкуры!

Икенна вжал голову в плечи. Карателей Ханау он боялся больше, чем смерти, больше, чем гнева богини. Это было грехом, но Икенна не мог справиться с ним. Безымянный ужас, на инстинкте, на смутных, неосознанных догадках и крошечном знании, подтверждение которому он читал в сочувственных взглядах соратников.

Сначала вытащили троих с краю. Сюда они не вернулись, их голыми прогнали по коридору дальше под свист и улюлюканье. Икенна намотал на кулак косу и закусил ее, давя рвущийся стон. Так не бывает. Такого не должно быть. Это бездна при жизни, чем он заслужил ее?

Потом он скрутил волосы в узел и пониже начесал пальцами челку, надеясь, что не разглядят лица под копотью и грязью. Только на Ханау жили не люди, а потомки пишачи[1]. Никто другой не смог бы сотворить такое с ближними, с такими же, как они сами. Икенна вспомнил изуродованные, изрубленные тела, детские трупики с раздавленными головами, обесчещенных девушек, их окровавленные подолы. Живых. Девушек обычно оставляли в живых, зная, что для аверийской женщины лучше смерть.

- Пошел, давай!

Икенну схватили за плечо, толкнули вперед, и он, все еще в мыслях и молитвах, вырвался и гневно выпрямился раньше, чем понял свою ошибку.

- А это что у нас еще такое? – жуткая харя нагнулась к лицу Икенны, ухмыльнулась, дыхнула нечищеными зубами. – Ребята, гляньте, жрец Сианы!

- Не трогайте его! – кто-то рванулся из камеры защитить, но тут же упал, захлебываясь кровью из разбитого носа.

А Икенну потащили в боковой коридор, срывая одежду, глумясь, стараясь залезть за ремень. Икенна вырывался и кричал. Понимал, что бесполезно, только страх снова был сильнее.

- Глянь-ка, есть яйца! – загоготал тот, кто порвал и стянул с него брюки. – Есть, чем богиню ублажать.

- Или жреческие верха! – и все заржали громко, оглушающее.

Икенна зарычал, бросился на того, кто ближе, зубами впился в волосатое запястье, но его легко сдернули, подняли вверх за растрепавшуюся косу и ударили о стену. Все так же с улыбкой, едва не беззлобно. Икенна задохнулся от боли в треснувших ребрах, так желанные недавно слезы брызнули, заливая лицо.

Его уронили на кафельный пол, и по плечам в ссадинах ударили колкие ледяные струи. Не успел Икенна заслониться руками, как вода стала горячей, почти кипятком, и снова ледяная, и все под радостный, беззаботный по-детски смех.

«Я хочу сойти с ума!», - Икенна не знал, думал это или выкрикивал вслух. Половые органы распухли и болели от сильных постоянных щипков, обожженное, избитое тело не держалось, падало, позволяло подкидывать и толкать себя, голова кружилась. Несколько раз его вырвало на солдат, и он был почти рад, когда его за это избили. Побои были понятны. Они причиняли боль, но не пугали.

Все закончилось от негромкого хрипловатого голоса у входа. Икенна сполз на пол, наслаждаясь секундами покоя. В ушах шумело, он не слышал слов, прорвалось что-то о шлюхах Авейры, но сил не было. Он тяжело дышал, закрыв глаза, в темноте мелькали яркие сполохи, опять начинало тошнить, и он открывал глаза, однако все равно ничего не видел.

И легкие прикосновения к плечам, и мягкая губка на лице едва пробились через толстый слой грязной ваты вроде той, которой обивали дома северные крестьяне. Он позволил себя вымыть, мыло щипало, но мягкая вода была приятна, позволил затащить под сушку. Волосы совсем перепутались, и кто-то их раздирал, негромко матерясь. Икенна не выдержал и отчаянно расхохотался, уже ничего вокруг не понимая, навзрыд.

Его безжалостно встряхнули, снова плеснули холодной водой, только в лицо, чтобы очнулся.

- Выпей! – губ коснулась гладкая пилюля. – Немедленно.

Такому тону нельзя сопротивляться. Икенна послушно проглотил, ненавидя себя и за истерику, и за покорность, запил водой из подставленных рук, и посмотрел все же на того, кто отнял его у солдат.

Эти глаза он видел сегодня за прозрачным щитком шлема. Тот самый офицер, помощник главного пишачи. Тот, кого должен был убить Икенна. Отшатнуться не удалось, он поскользнулся и упал бы снова, но у карателей Ханау слишком хорошая реакция.

- Перестань, - поморщился офицер. – Я и так с тобой промок весь.

- Ты… мстишь? – еле слышно спросил Икенна, не отводя глаз от его лица. Руки на обнаженной коже были неприятны, он едва терпел.

- Видел бы ты себя! Мстить еще.

- Что… что за таблетка?

- От головной боли,  - снова смешок, - Не знаю, нужно ли тебе, но в себя пришел, а это было нужно мне.

Икенне было нужно. Не одну. Много. Но просить он не стал.

- Что ты… сделаешь со мной? Мне благодарить за спасение или нет?

- Мне за тебя решать? – удивился каратель.

- Что ты сделаешь со мной? – настойчиво повторил Икенна.

- Да ничего не сделаю, - Икенну посадили обратно на пол. – Отведу в камеру разве. На тебя смотреть страшно, трахать еще.

Трахать? Это значит то, о чем подумал Икенна? Нелюди. Обычное слово использовать так.

- Я тебя хотел убить.

- Я знаю. Тебе это не сойдет с рук, не волнуйся. Только наказание за покушение на высшего офицера совсем иное.

- Меня казнят?

- Думаю, да. Должны, по крайней мере.

- Будут… пытать?

- Не исключаю.

- Ты?

- Я не веду допросов. Вставай.

Икенна снова повиновался, цепляясь за стены. Ноги держали очень плохо, но выпрямиться удалось. Обнаженный перед мирским, куда падать ниже? Каратель осмотрел его хладнокровно, снял со стены большое, серое, как и все у них, полотенце и протянул Икенне.

- Завернись. Больше защищать не буду.

Икенна кое-как обмотал полотенце вокруг груди. Грубая ткань сильно натирала кожу, и все-таки это было прикрытие.

- Пойдем. Найду тебе другую одежду.

- Я не понимаю тебя, - пожаловался Икенна.

- Я тебя тоже не слишком. Кстати, как тебя зовут?

- Зачем тебе? – Икенна словно очнулся.

- Хочу знать. Скажешь сам?

Икенна задумался. Было сложно, голова еще кружилась, но он постарался. Все равно из него вытянут. Имя и многое другое. Хотя признаться под пытками и рассказать добровольно – это разные вещи. Как быть? Он знал, что не выдержит муки, все равно не выдержит, а так можно немножко сократить ее, ровно на длину имени. Которое он безвозвратно опозорил.

- Икенна Вирийя.

- Спасибо, - каратель поддержал его за талию и тут же отступил, почувствовав, как Икенну передернуло. – Пожалуй, в твоих интересах, чтобы казнили тебя быстрее.

Икенна промолчал. Он только сейчас осознал, что не слишком верит в реальность вокруг. Потому и ведет себя так, слушается, позволяет. И в нападение не верил, но там больно было, а этот бережно обращается.

- А как зовут тебя?

- Хочешь знать, кого не смог лишить жизни?

- Да.

- Лоренс Эрмете, лорд-командарм.

- Я запомню, - кивнул Икенна.

И больше не сказал ему ни слова, даже когда переодевался при нем в потертую, но чистую робу, когда заходил в крошечную, еще меньше предыдущей, зато по-настоящему одиночную камеру, когда брал с раскрытой ладони еще таблетки и жевал, не запивая, морщась от горечи. Следующие дни он лежал на койке и ни на что не реагировал. Да его и не трогали. Приносили еду, уносили еду, иногда проверяли, жив ли. И другие, не те обезьяны.

Его таскали на допросы, кололи что-то, он отвечал, и ему казалось, что он предает всех, сдает окончательно и будет виноват во всем, что случится дальше с Авейрой. Но захватчики были недовольны, словно он говорил мало. Икенна не знал, что еще сказать, и только затаивал дыхание, когда начинали бить.

Так продолжалось, пока его не отдали врачу. Тот раздвигал ему веки холодными пальцами, громко ругался и тоже что-то колол. И это лекарство выдернуло Икенну из блаженного тумана, в котором даже боль была не его, он на нее смотрел, а не чувствовал.

Выдернуло не сразу, он пришел в себя ночью, поняв, что не один в камере. Закричать не дала рука, тут же зажавшая рот.

- Заткнись, - прошипел над ухом знакомый голос.

Икенна рванулся, но вторая ладонь жестко прижала его запястья к матрацу, а колено вжалось в живот.

- Я сказал, прекрати дергаться!

С сознанием вернулся страх, которому было все равно, что говорит этот человек. Икенна извивался, пока сильная, с оттяжкой пощечина не обожгла лицо.

- Все? Можно говорить? – Сетка кровати прогнулась, каратель сел рядом.

Эр-ме-те, и странное, сложное имя. Икенна не помнил. Рэнс. Да, кажется, Рэнс.

- Говори.

- Тебя не для того приводили в себя, чтобы тебе хорошо было. Завтра снова допрос. Уже настоящий. Чтобы ты все рассказал, даже то, чего не знаешь. И ты расскажешь, я тебе гарантирую.

- Верю. Но я рассказал все.

- И я тебе верю, - в темноте раздалось отчетливое хмыканье. – Заговорщик, не знающий, кого собирается убивать.

- Зачем ты пришел? Убить меня до начала допроса?

- Ваша богиня предпочитает идиотов?

Икенна не утерпел, лягнул едва видимый в темноте силуэт, и его тут же снова втиснули в матрац.

- Не стоит обижаться за нее, мальчик. Позаботься лучше о себе.

От Эрмете сильно пахло ментолом, Икенна знал, что мирские делают такой напиток, не совсем спиртной, больше наркотический.

- Тебе завтра будет очень больно, Икенна Вирийя, ты не выдержишь эту боль.

- Откуда ты знаешь? – запоздавшая гордость. Так нелепо, когда не можешь и шевельнуться под словно каменным телом.

- Знаю. Каждый солдат Ханау знает. Нам дают ее испытать, чтобы не появилось мыслей о предательстве. Но тебе не дадут умереть.

- Какое тебе дело?

- А ты мне для казни здоровым нужен, - опять смех и ментоловый запах. – Я сейчас вколю тебе препарат, почти безобидный, он снизит чувствительность болевых рецепторов. Ненамного, однако сумеешь не рехнуться. Я надеюсь.

- Ты ненормальный! – дошло до Икенны.

И ужас отступил. Эрмете всего лишь псих. Это жутко, особенно в положении Икенны, но понятно, доступно, это определенность.

- Тебе так проще? Пусть. Только руку дай. Я не могу здесь до утра сидеть.

- А как ты вообще объяснишь, что ты здесь? – дошло до Икенны.

- Уверен, что хочешь знать? – голос стал вкрадчивым, и Икенна беззвучно взвыл, сбрасывая с себя Эрмете.

Отчаяние придало сил, ему удалось освободиться, он бросился к двери, но она оказалась заперта. А ключ у… Икенна обернулся, не видя ничего в темноте. Почему его не схватили? Эрмете уже должен был. Икенна сделал полшага назад, проверяя ногой пространство перед собой. Склонился над нащупанным телом, настраивая себя, что вот-вот его шею стиснут твердые пальцы. Ладонью коснулся бугров мышц на плечах, подался выше, кажется, висок, липкая кожа и мягкая прядь волос. И бешено пульсирующая, выпуклая жилка. Жив!

Икенна хотел убрать руку, но ему не дали.

- Подожди, - шепнул Эрмете, завозившись и сев на полу, все так же с ладонью Икенны на виске. – Вы экстрасенсы?

- Что?

- У меня почти постоянно болит голова. Контузия. А так легче. Как ты делаешь это?

- Не знаю. У нас могут некоторые. От рождения. Этим невозможно управлять.

Слабость врага позволяет не только справиться с ним, но и увидеть в нем человека. Это опасно, только, может, если боль пройдет, Эрмете станет адекватнее?

- Спасибо, - сказал каратель через бесконечную минуту. - Ты позволишь облегчить тебе завтрашний день? Или мне сделать это силой?

- Я не в той ситуации, когда иллюзия своды выбора приносит облегчение.

- Хорошо.

И он резко завернул Икенне руку за спину, на секунду, а потом отпустил и поднялся.

- А все будут думать, что… - Икенна гладил себя по руке в поисках следа от инъекции.

- Тебе не все равно?

- Как может быть все равно, что с твоей репутацией?!

- У-у, зачем же вы сами себя так калечите?

- Мы себя?!

- Не мы же. А мы враги.

- Вы…

- Все! А то поймут, что мы тут занимаемся… всяким непотребством, - судя по тону, он опять улыбнулся.

И ушел. Икенна долго терпел, а потом заплакал, накрывшись подушкой. Мать Сиана отвернулась от него сейчас, когда он опозорен, это естественно, а почему она отвернулась от него раньше, до его падения? Почему все боги отвернулись от Авейры? За что?

Утром его разбудила уже знакомая жуткая харя. Икенна забился в угол, натягивая одеяло до подбородка и жмурясь от хохота над ухом.

- Приятно, когда тебя так рады видеть, - солдат толстым пальцем провел по скуле Икенны. – Но разочарую. Не велено тебя трогать. Сам командарм губернатора просил, чтобы целеньким вздернули.

Рэнс Эрмете?! Икенна помнил, что тот сумасшедший, но ходатайство перед губернатором было уже чем-то сверх. Он не просто ненормальный, он маньяк, опасный лично для Икенны! Он мстит за покушение, так, чтобы не потерять свое место.

Икенна взвыл и ногтями ткнул в поганую харю, убирая ее подальше. Его ударили наотмашь, по подбородку потекла кровь, но он почти не почувствовал. Эрмете не лгал, лекарство действовало правильно. Он зарычал и замотал головой. Он так сойдет с ума куда вернее, чем от любых пыток. Он…

- Оставьте меня! – закричал Икенна, когда громила скрутил его и поволок уже знакомой дорогой.

В полупустом кабинете был только стол, к которому пристегивали пленных. Одну стену заменяло стекло, и за ним Икенна увидел Эрмете. Тот стоял возле двери, небрежно откинувшись назад, и смотрел равнодушно. Только при виде разбитого лица Икенны чуть выгнул бровь и покачал головой.

- Ненавижу!  - воем вырвалось у Икенны.

Пол, потолок, все вдруг перепуталось, он не помнил дальше. Плакал, смеялся, угрожал и умолял, но не помнил. Очнулся от ледяной воды. Бьют и обливают. Он снова тихонечко, сорвано закатился. На лоб легла сухая горячая рука, и Икенна заткнулся, узнавая.

- Я говорил, не знает он ничего. У него всей ценности – происхождение. А вы и ее хотите отнять.

- А вы слишком много участия принимаете во вражеском солдате, лорд Эрмете.

Низкий, незнакомый голос. Раньше Икенна слышал во время допросов другие. Но что, все уже закончилось?!

- Солдате?! – Эрмете и не скрывал презрения.

- Ненавижу, - пересохшими губами, беззвучно повторил Икенна.

- Это не солдат, господа, это игрушка, пригодная только для одного спектакля. И позвольте нам его провести со всем запланированным размахом. А тут синяки полдня замазывать, - он небрежно шлепнул Икенну по щеке.

Икенна извернулся и укусил Эрмете за пальцы. Тот не успел отдернуть и склонился к нему с безграничным изумлением на лице.

- Вот, о чем и речь! А если он на эшафоте начнет визжать и кусаться? Это будет фарс, а не трагедия. Нет, простите, но или вы оставляете его в покое до казни, или я снимаю с себя ответственность за результат операции. И этот вопрос я подниму сегодня же на вечернем совещании у лорда Ольсена.

Икенна почувствовал кожей, как сгустилась атмосфера. Казнь, операция. Он нужен им зачем-то. Он все-таки выдал соратников и забыл об этом? Он рассказал что-то, что позволило строить планы с его участием? Он…

- Хорошо. Тогда я, пожалуй, тоже затрону эту тему. Что лорда-командарма не интересует, насколько полные сведения получат его же бравые солдаты.

- А подчиненные лорда-инженера способны вытягивать информацию только из забитых и ничего не знающих мальчишек? Матерые боевики им не по зубам?

Икенна очень хотел увидеть противника Эрмете, но фиксаторы не позволяли повернуть голову. Так это их вражда причина тому, что его постоянно мучают? Непонятный интерес Эрмете заставил второго отыгрываться на Икенне? Горячая рука почти гладила по голове, прожигая насквозь хуже яда пустынного скорпиона.

- Вы считаете, что обсуждать внутренние вопросы уместно при арестованном? Странные у вас представления о сохранении военной тайны.

Эрмете только расхохотался.

- Он в ведении вашего отдела, и так останется до казни. Если сведения уйдут через него к повстанцам, это будет точно не моя вина.

- Могу ли я быть в этом уверен? Вы зачастили в тюремный блок по ночам.

Икенна застонал и взмолился матери Сиане, чтобы та простила своего грешного сына. Он не виноват, что он может сделать против пишачи? Детям Сианы ею же не дана сила бороться с порождениями кровавой бездны.

- Я не за этим, - усмехнулся каратель. – Было бы нужно передать секретные документы аверийцам, нашел бы другой способ, надежнее. До встречи у губернатора Ольсена, лорд Грэхем.

Рука исчезла, зато появилась бородатая физиономия, нехорошо хмурящаяся прямо в глаза Икенне.

- Неужели ты, правда, повредился разумом? – пробормотал бородатый себе под нос.

Икенна зажмурился. Он не знал. Он больше ничего не знал. Даже отвращение к захватчикам сузилось до темных, прохладно-внимательных глаз Рэнса Эрмете. Это неправильно, только другое мозг отказывался принимать, ломаясь. Может быть, сумасшедший именно он. Пусть. Не жалко. Все равно. Он выдал всех. Его и в бездну Ши-джин не примет. Ни боги, ни люди Авейры не прощали предательства.

 

Глава 4

940 г.

 

- Не, ты посмотри, чего творят! – разнеслось по кают-компании, и Кайл устало вздохнул.

За последний час он слышал эту фразу четырнадцатый раз. Шайн Родригес читал «Простейшую алхимию» и вдохновлялся фантазией автора. Рядом с ним на диване валялся Джесс Донован и, кажется, откровенно спал, умудряясь при этом что-то мычать в ответ на возгласы. Закалка.

Кир Казу и Рашид Эрландер с пеной на губах обсуждали недавнюю трагедию. После выхода в реальный космос корабельную почту завалило свежей прессой. Их будущий фильм прославился еще до начала съемок неоднозначностью тематики, именно в свете этих событий. Кто-то считал неуместным такой сюжет из уважения к памяти погибших, кто-то – из уважения к особому отряду, кто-то решил, что не стоит тревожить с трудом успокоившихся граждан, кто-то винил съемочную группу в желании нажиться на свежей еще крови, кому-то просто хотелось поорать. Как Рашиду.

По его словам, неважно, что в итоге особый отряд сработал, если небезупречно, то максимально в том положении эффективно. Потому что предпочла бы верхушка в л… Продолжение »